Гонщики на дорогах (Роб Уокер)

[Аксиома]

К сожалению, по попавшему ко мне скану журнал и год издания определить не представляется возможным, к тому же статья без иллюстраций. Но, тем не менее, это Уокер, что уже говорит само за себя! Enjoy!

Гонщики на дорогах.

Роб Уокер.

Роб делится парочкой историй о гонщиках и их приключениях за рулем обычных автомобилей.

О гонщиках и их талантах на трассах написано уже много, но о том, как они себя ведут на дорогах общего пользования, почти ничего не известно. Поездив со многими из них, я счел, что это, в общем-то, правильно. Тем не менее, думаю, вам покажутся интересными некоторые истории.
Часто рассказывают о знаменитых гонщиках, которых не узнают на обычных дорогах. Первый же случай такого плана, который мне вспоминается, произошел с Генри Сигрэйвом, который в то время был обладателем мирового рекорда скорости на суше и гонщиком Гран При топ-уровня. Сигрэйв обладал репутацией очень степенного водителя, и однажды, когда он медленно проезжал мимо несколько раздраженного полицейского, тот крикнул: «Давай быстрее! Тебе никогда не стать Сигрэйвом!».
Еще есть хорошо известная история про Фанхио, когда между гонками он ехал по Италии со своим знакомым журналистом. Они въехали на гребень холма на хорошей скорости и обнаружили, что дорогу полностью перекрыл грузовик, пытающийся объехать телегу с сеном или что-то в этом роде. Даже Фанхио не смог с ним разминуться, и они сильно врезались в грузовик. Дверь открылась, Фанхио выбросило из машины, и он потерял сознание. Журналист выбрался наружу, и к нему тут же подскочил водитель грузовика, взревевший: «Ты что о себе думаешь? Что ты Фанхио?» «Нет, - ответил пассажир, показав на неподвижную фигуру на дороге. - Но вот он – да». Водитель грузовика пригляделся, узнал Фанхио и быстро притих.
Имя Стирлинга Мосса, конечно, известно всему миру, и через несколько лет после того, как он завершил карьеру, я смотрел какое-то телешоу, в котором ребенок проехал по сцене на маленькой машинке. И юморист сказал: «Наверное, ты считаешь себя Стирлингом Моссом?» Я как-то спросил Стирлинга, часто ли на дорогах он слышал такое в свой адрес, и он ответил, что его часто спрашивали: «Да кем ты себя считаешь? Стирлингом Моссом что ли?!»
Мне всегда казалось, что должно быть очень лестно слышать такое от людей, тебя лично не знающих, но потом это случилось со мной. Я обычно принимал участие в Brighton Speed Trials, а в то время был еще и кем-то вроде эксперта в Aston Martin. Обычно накануне мы обсуждали гонку, и был уже поздний вечер, когда я разговорился с каким-то приверженцем Aston Martin, которого я никогда раньше не видел и который, по-видимому, не знал меня. Мы обсуждали модификации DB2, и вдруг он заявил: «Мне сказал Роб Уокер, что нужно использовать такие-то и такие-то жиклеры в карбюраторе». Я почти уже сказал ему, что Роб Уокер понятия не имеет, какие жиклеры нужно использовать, но вовремя спохватился и ответил: «Да, неужели?».
Первый раз я проехался с гонщиком не по обычной дороге, а в Бруклендсе, когда Артур Добсон – тогда действующий чемпион Великобритании, провез меня по этой горной трассе на моем собственном Delahaye. Я многому научился за время той поездки: благодаря его советам, вместо монотонного наматывания кругов я выиграл следующую гонку.
Следующий мой опыт был не таким счастливым. Это было уже после войны, я продал долю в своей машине Гаю Джейсону-Генри. Мы ехали из Парижа в Сен-Годанс на Гран При Франции-49, который в том году проходил для спортивных машин. Гай был за рулем первую половину дороги от Парижа, и я был в таком ужасе, что боялся смотреть в окно и сидел, уставившись в пол. Больше всего я испугался, когда мы поднимались на холм со скоростью больше 100 миль в час – Гай считал все это удачной шуткой, - и, взлетев на вершину, увидели медленную машину, обгоняющую грузовик. Я подумал: «Вот оно», но Гай пролетел между ними, идя все еще под сотню. Но потом я взял реванш, пройдя по самому краю обочины на горной дороге.
Позже я много раз ездил с Тони Рольтом и Дунканом Хэмилтоном. Тони быстро ездил и всегда много болтал, невольно задумаешься, насколько он внимателен. Вот что я называю «трёп полным ходом» - во всех смыслах.
Я могу припомнить две замечательные поездки в исполнении Дункана Хэмилтона. Первая случилась в Ле Мане 1955 года, в том году Mercedes представил свой воздушный тормоз. Дункан и Джеральд Ласселс, племянник королевы, хорошо пообедали перед вечерней тренировкой примерно в 20 милях от Ле Мана. По дороге назад Джеральд счел, что Дункан слишком быстро входит в повороты, так что предложил открыть двери, чтобы использовать их как воздушный тормоз. Я не представляю, как они не отвалились.
Еще один подвиг Хэмилтон совершил, возвращаясь с гонки на острове Мэн, когда проскочил через город на 102 милях в час – при максимально допустимых тридцати. И как будто этого мало, он проехал практически по ногам начальника местной полиции. В дело включилась полиция, и хотя поймать Дункана они и не смогли, но сумели выяснить номер его прав. На Дункана было жалко смотреть, когда в суде зачитали обвинения и полиция привела 20 свидетелей, включая того самого начальника полиции. Потом встал адвокат Дункана и объявил, что дел должно быть закрыто, потому что повестка не была доставлена в течение 15 дней после нарушения: согласно британскому законодательству, в случае серьезного нарушения правил на дорогах повестка должна быть доставлена в течение 14 дней. Другого выхода, кроме как закрыть дело, не было, и в довершение всего адвокат Дункана еще и попросил возместить судебные издержки. Как ни странно, они не согласились!

Я очень много, много раз ездил со Стрилингом Моссом, и каждый раз был страшней предыдущего. Думаю, я бы успел умереть не один раз, если бы не смог убедить себя в том, что со мной великий Стирлинг Мосс. Но даже при этом каждый раз у меня потели ладони.
Мы редко обходились без стычки с полицией, и Стирлинг никогда не проявлял уважения к закону. Первое путешествие, которое я могу вспомнить, было в Италии, где он ехал как обычно газ-в-пол за рулем взятого на прокат 1000см3 Fiat. Мы ехали невероятно быстро по какой-то проселочной дороге, на которой из-за ремонтных работ ввели ограничения скорости, когда нас остановил полицейский. Он прочитал Стирлингу целую лекцию о превышении скорости и опасности для общества, в ответ на которую звучало что-то вроде «Ты, жалкий идиот» и «Ты, тупой ублюдок», так что в какой-то момент мне показалось, что дела обстоят серьезно. Потом полицейский внезапно узнал Стирлинга и, еще несколько раз предупредив на будущее, отпустил нас.
В таких ситуациях я исполнял одну из двух ролей. Либо я пытался успокоить полицейского, быстро уплатив штраф, и утащить Стирлинга подальше, пока нас обоих не упекли за решетку, либо старался побыстрее исчезнуть и притвориться, что вообще не имею к этому отношения.
Думаю, это было как раз в тот раз. Мы ехали через обычный для Италии город на обычной для Стирлинга скорости. Дорога шла вверх на холм и в итоге выходила из поля зрения на вершину холма, где дома с обеих сторон подходили к самой обочине. Я никогда не забуду, как Стирлинг повернулся ко мне и сказал: «Мне действительно приходится каждый раз стискивать зубы во время Mille Miglia, чтобы продолжать давить на педаль и проходить этот подъем на 160 милях в час». А Стирлинг никогда не был склонен преувеличивать.
Я не вспомню все наши столкновения с полицией, но два случая сразу же приходят в голову. Первый произошел, когда мы ехали из Цельтвега в Вену. Сперва мы поехали из Вены на фабрику Porsche, и водитель, по всей видимости, пытался показать, на что он способен. Стирлинг повернулся к нему и сказал: «Ты не мог бы ехать чуть помедленнее? Я не против свернуть себе шею сам, но я не горю желанием, чтобы это сделал ты». После осмотра фабрики нам одолжили машину, но к тому времени Стирлинг уже нашел довольно симпатичную куколку, - такие вещи он делал так же быстро, как водил машину. К счастью, с девушкой на прицепе он ездил куда медленнее, так что у нас выдалась спокойная поездка. По дороге назад, тем не менее, он уже избавился от этой пташки, вероятно, потому, что в конце пути его ждала другая, и скорость заметно возросла. Мы шли по городу на всех парах, а над дорогой между двумя зданиями висел светофор. Стирлинг его не заметил, проехал на красный, и его тут же остановил сердитый коп, потребовавший 20 шиллингов штрафа. Стирлинг как раз начинал рассказывать, в какое идиотское место они повесили светофор и что ни один уважающий себя водитель не станет смотреть туда, а я пока достал 20-шиллинговую банкноту из кармана, всучил ее полицейскому и посоветовал Стирлингу ехать дальше.
Несколько сложнее получилось в португальском Эшториле, когда мы ехали на Гран При. Полиция пыталась остановить Стирлинга, чтобы проверить пропуск, но он полностью их игнорировал, и тогда они пустились в погоню. «Ну вот сейчас они начнут стрелять», - подумал я и приготовился нырнуть на пол машины. В итоге мы приехали к боксам в окружении полиции, которая тут же принялась разносить машину на кусочки своими дубинками. К счастью, эту машину мы взяли напрокат. Я подумал, что самое время сыграть роль с исчезновением, но поскольку мы были окружены, сделать это было не так просто. В конце-концов нам на выручку пришел Альф Франсис с механиками, и вокруг нас началась перепалка. А потом все утихомирились, Стирлинг вышел на старт и выиграл Гран При с отрывом более, чем в круг.
По пути назад в Лиссабон у нас на побитой машине получилась уморительная гонка с трехколесной BMW Isetta Колина Чепмена. У Isetta было одно больше похожее на скамью сиденье, на которое можно было втиснуться втроем, а дверью служила вся передняя часть машины, включая поднимающееся на шарнирах лобовое стекло и руль. Каждый раз, когда Колину удавалось нас обогнать, один из его пассажиров (Джим Кларк или Грэм Хилл) открывали дверь, и вцепившийся в руль Колин едва не вываливался из машины на дорогу. Они это делали раз шесть, и каждый раз мы просто лопались от смеха.
Худшее путешествие со Стирлингом, какое только я могу вспомнить, - это поездка в Сильверстоун через центр Лондона, через все эти пробки на извилистых проселочных дорогах. Дорога была длинной в 60 миль, и на Mini мы проделали их за час. Дорога туда уже была достаточно плохой, но на обратном пути мы как раз подъезжали со скоростью около 60 миль в час к светофору на перекрестке, когда загорелся красный. Слева от нас оказался гараж, так что мы промчались сквозь него, выехали с другой стороны на перекресток, где горел зеленый, свернули направо, а затем резко налево – и оказались на той же дороге, с которой только что съехали, но по ту сторону перекрестка. Все это абсолютно не снижая скорости. При этом не прозвучало ни слова, потому что для Стирлинга это было обычным делом, а я от страха потерял дар речи.
Чего Стирлинг никогда не делал, так это не устраивал гонок на дороге с тем, кто его узнал и пытался обогнать. Однажды мы возвращались из Сильверстоуна по шоссе М1, и шли на моем Facel Vega со скоростью порядка 110 миль в час, когда с нами поравнялся Jaguar. Его владелец, увидев за рулем Стирлинга, пришел в такой восторг, что зачем-то перешел на третью передачу. Внезапно над Jaguar поднялся клуб синего дыма, и с громким «бум» в облаке дыма двигатель самоуничтожился.
Стирлинг был просто ужасным пассажиром, и ему прошлось пройти через ад, когда он потерял права. Я знаю, он всегда мучился, когда его возил я, но никогда не жаловался. Не так давно в Лондоне мы с ним поехали забрать его дочь из школы, и мы как раз мчались через Гайд-парк, когда застряли за машиной, которая ехала не так быстро, зато прямо посреди дороги. Стирлинг тут же начал мигать фарами, сигналить и отпускать замечания насчет медленных тупиц. Я не мог избавиться от ощущения, что за последние десять лет, слава богу, ничего не изменилось.

Я никогда не ездил с Майком Хоторном, и единственные впечатления о его езде у меня остались после дня его смерти. Это случилось 19 января 1959 года, около полудня, ветреным и сырым днем, я ехал из дома на западе Англии в Лондон. Я только что пересек Хогс Бэк и двигался вниз по дороге, соединяющей его с главным шоссе Лондон-Портсмут совсем рядом с Гилдфордом. Добравшись до перекрестка, я с удивлением заметил догоняющий меня Jaguar: я не привык видеть позади приближающиеся машины. Когда мы свернули налево на 4-полосную дорогу, Jaguar поравнялся со мной, и я увидел за рулем Майка. Он помахал мне, и дальше мы поехали вместе. Какое-то время мы шли вровень, первый поворот – левый – был с внутренней для меня стороны, и пройти его было легко. Но второй был правым, и я оказался с внешней стороны. Дорога была слишком узкой, чтобы две машины могли идти в ряд, к тому же лил дождь, и я подумал: «Для чемпиона мира это легко, но не для меня», - и притормозил, пропустив Майка вперед примерно на длину корпуса.
Как раз после этого его хвост повело. Ничего особенного, на пять или десять градусов, я даже подумал, что он сделал это намеренно. Затем он сделал так снова и зацепил левый бордюр. Из-за этого машину развернуло, и я как раз успел подумать, что он летит на меня, как ее бросило дальше по дороге. Потом его передний бампер ударился о разделяющий столбик посредине дороги, между полосами движения. Это оторвало бампер и швырнуло его на дорогу прямо передо мной, кажется, я его переехал. Я бы подумал, что к тому времени Jaguar уже совершенно не слушался управления, но я был слишком занят.
Jaguar накренился на ту сторону, поперек движения, едва разминувшись с приближающимся грузовиком, и последнее, что я видел, это как он съезжал по обочине, поднимая фонтан грязи. Я остановился точно напротив, на другой стороне дороги. Я не слишком переживал, потому что все выглядело, как будто машина просто съехала с дороги. Обочина была широкой, и я думал, что машина не пострадала.
Так что, перебегая дорогу, я приготовился сказать: «Это было глупо, Майк». Но когда я добрался до машины, то увидел, что она врезалась в дерево, а на водительском месте никого не было. Я обошел машину и увидел вытекающую из приоткрытой задней двери струйку крови. Я заглянул внутрь, - там был Майк, он лежал на спине, как будто прилег отдохнуть. Его глаза были открыты, но спустя 30 секунд он умер у меня на руках.
Это оживленная дорога, в течение нескольких минут приехали полиция и врач, так что мне там было больше нечего делать, кроме неприятных формальностей вроде интервью прессе и вопросов следователя. С тех пор я часто думал, что то, что я остался позади Майка, было несомненной удачей, потому что в противном случае моя машина бы оказалась вовлечена в эту аварию, и никто бы не поверил, что я не был виноват. Может быть, и я сам винил бы себя.

Роя Сальвадори считают самым ужасным водителем на дорогах, и на трассах у него была та же репутация. Он часто говорил, что во время поездок никогда не останавливается перекусить в отеле, у которого нет задней парковки. Если он оставил бы машину перед отелем, все, кого он подрезал по пути, узнали бы машину и остановились, чтобы обсудить с ним это. В пробках из соседних с ним машин всегда выходили люди, чтобы поругаться с ним. Вся его реакция заключалась в том, что он закрывал окно, сказав: «Простите, я не разговариваю с незнакомыми людьми».
Когда Рой выступал за Cooper, он провез Джона Купера и его отца, Чарльза, по Нюрбургрингу. Говорят, Чарльз был так напуган, что сумел открыть дверь и выпрыгнуть из машины. К счастью, он не пострадал. После гонки Рой предложил Джону отвезти его в Остенд, чтобы попасть на уходящий в полдень корабль, но Джон предпочел всю ночь ехать в транспортере, но с Роем не поехал.
Первый свой круг по Нюрбургу я проехал с чемпионом Франции Морисом Тринтиньяном, который в то время гонялся за меня. Мы сделали круг на моем Facel Vega, и я был очень напуган, потому что не знал, куда повернет дорога за гребнем холма, на который мы влетали со скорость более 100 миль в час. После всего лишь одного круга я насчитал 16 сломанных спиц в одном колесе.
Два гонщика могли похвастаться безупречным поведением на дорогах: Джек Брэбэм и Тони Брукс. Был один случай, когда Тони оказался на высоте. В Италии они ехали на транспортере Cooper, Джек был за рулем, и они застряли за полицейской колонной. Джек никак не мог их опередить, и в конце-концов Тони не выдержал. Он потребовал свои гоночные перчатки, сел за руль и прорвался сквозь всю колонну. К несчастью, пробка образовалась из-за красного сигнала светофора на месте ремонтных работ, и как только огни сменились на зеленые, полиция бросилась в погоню. Как раз когда ситуация стала угрожающей, пошел дождь, а на мокрой трассе Тони не мог догнать никто, пусть даже он был за рулем грузовика, и они безнадежно отстали.
Одной из худших поездок была та, когда Стирлинг вез нас с Тони Бруксом в Нюрбургринг по скоростному шоссе. Мы ехали с отличной скоростью, когда внезапно вся дорога впереди оказалась забита машинами. Мы свернули на линию парковки и поехали по ней, не снижая скорости, проезжая растянувшиеся на целые мили неподвижные машины. Я был уверен, кто-то окажется тут припаркован, и тогда все они смогут отвести на нас душу. В конечном счете на нашей линии оказалась припаркованная машина, но, к счастью, нам попалась уводящая с шоссе узкая дорожка и Стирлинг мудро свернул туда. У меня уже начался нервный тик, а Тони даже глазом не моргнул.

Сеппи Зифферт, выступавший за меня в середине шестидесятых, во многом казался точной копией Стирлинга. Кстати, недавно вышла книга Жака Дешено под названием «Йо Зифферт». На мой взгляд, это одна из наиболее интересных книг такого рода, и хотя я и сам поучаствовал в ее создании, я был просто восхищен и никак не мог оторваться от нее.
Сеппи всегда мчался по дороге сломя голову, потому что обычно оставлял все на последний момент. Он жил во Фрибурге, в 60 милях от аэропорта, и – светило ли солнце или лил дождь – никогда не отводил на дорогу туда более 60 минут.
Я помню одну из таких поездок, когда я гостил у него во Фрибурге. После обеда у меня был самолет, но все утро шел снег, и я начал сомневаться, удастся ли вообще выбраться из Фрибурга. Когда настало время выходить из дома, слой снега был уже почти фут глубиной, и машины передвигались по дороге ползком. Мы поехали на его Porsche, на заднем сиденье которого устроилась его жена Сабрина. Что меня поразило, вскоре она уснула, но потом я понял, что это был способ самозащиты.
Когда мы выехали, шел снег, и там, где остальные водители были рады просто удерживать машину на дороге, мы шли со скоростью в 60 миль в час. Минут через 20 мы выехали на более широкую дорогу, и скорость увеличилась. Потом мы добрались до шоссе, где поток машин превратил снег в грязное месиво, и скорость вновь поднялась, на этот раз до 120 миль в час. Мы приехали в аэропорт вовремя, уложившись в выделенные 60 минут, - я был белым, как снег, а Сабрина все так же спала.
Еще у нас с Сеппи случилась полная приключений поездка в Мексике. Всем гонщикам предоставили одинаковые машины для передвижения по городу с нарисованными их именами и рекламой Гран При Мексики. После гонки они устроили сказочный обед на арене для боя быков примерно в часе езды от города, и по пути туда между этими машинами получилась отличная гонка. Они шли по три в ряд по двухполосной дороге, занимая все место, включая обочины, а поскольку все они обладали одинаковой мощностью – и при том невысокой – обгонять было очень трудно.
В машине Сеппи нас было четверо, что давало другим небольшое преимущество в весе, но мы все рано стали победителями. Когда мы приблизились к финишной линии, Йо Боннье, Брюс Макларен и Грэм Хилл были на корпус или около того впереди, но они все были так заняты друг другом, что пропустили поворот на арену, а мы свернули туда – приняв клетчатый флаг.
В другой раз в Барселоне мы очень здорово возвращались с трассы в наш отель. На меня, Зифферта и его швейцарского друга Джека Дурлахера был 1100см3 Seat, и предполагалось, что это максимальная погрузка, потому что по испанским законам нельзя сажать в 4-местную машину больше четырех людей. Но уезжая с трассы, мы обнаружили, что Колин Чепмен, Грэм Хилл, Йохен Риндт и управляющий Lotus Дик Скаммел остались без машины. Разумеется, мы предложили их подвести, и для меня остается загадкой, как они все сумели поместиться. У нас образовалась настоящая куча-мала из рук и ног. Не было видно даже, кто управляет автомобилем, и по сей день я этого точно не выяснил. То и дело раздавались истошные крики Грэма: «Кто управляет этой чертовой машиной?» или «Там полицейский, давай живей!». Самым сложным было выбраться наружу у одного из лучших отелей Барселоны, в конце концов, мы просто вывалились все вместе.

Моя первая поездка с Грэмом Хиллом получилась несколько нервной. Грэм, его жена Бетти и я прилетели из Лондона в Эльмиру, штат Нью-Йорк, на Гран При США в Уоткинс-Глен, а поскольку меня уже ждала взятая напрокат машина, то я спросил Грэма, не хочет ли он повести. Грэм и Бетти заняли места впереди, а я сел сзади. Когда мы прилетели, было уже темно, а дорога от аэропорта около мили идет по его периметру и выводит прямо на оживленное двухполосное шоссе. Грэм, видимо, не помнил об этом, а я помнил – ведь мы приближались к шоссе на скорости около 60 миль в час, и в итоге я просто закричал: «Впереди шоссе!».
Грэм ударил по тормозам, и мы остановились на самом краю шоссе, а перед самым нашим носом проносились машины. После того, с заднего сиденья раздавалось еще много подсказок, пока Грэм не велел мне заткнуться.
В следующий раз, когда я ехал с Грэмом, все было иначе. Это было через три месяца после того, как он сломал обе ноги в Уоткинс Глен, и врач сказал, что он не сможет водить обычную машину в течение четырех месяцев и гоночную – в течение девяти. Но Грэм потребовал подогнать его Ford Executive с автоматической коробкой к больнице, и с помощью – и огромной болью – уселся на водительское сиденье. Больше всего он волновался о том, сможет ли вообще нажимать на педаль тормоза, но он проехал около 60 миль в тот день, и, к счастью, об этом не узнали ни врач, ни пресса. Спустя всего два месяца он сел за руль моего Lotus 46C и финишировал шестым в Гран При ЮАР.
Позже в том же году в Мехико мы с ним ехали на предоставленной организаторами машине, когда пропустили какие-то дорожные знаки. Тут же нас остановили три копа, и потребовали его права, хотя он после тренировок еще не снял свой гоночный комбинезон. Они потребовали 600 песо, начался ожесточенный торг. В итоге Грэм повернулся ко мне и сказал, что сбил цену до 100 песо, но у него нет с собой денег. Так что я выскочил из машины с кучей бумажек в руке. «Нет, нет, - сказали мне. – Вернитесь в машину». Я так и сделал, и тогда коп просунул руку в окно, и там я положил в нее деньги. А я наивно полагал, что это штраф!
Как я уже упоминал в своем репортаже о Монце, этим летом Хелен Стюарт впервые проехала по гоночной трассе с Джеки и Полем Рикаром. Когда я спросил ее, как ей понравилось, она ответила: «Я не заметила никакой разницы по сравнению с поездкой по обычной дороге». Когда я передал ее слова Джеки, он сказал: «Ну, может, она так и сказала, но, выйдя из машины, она сразу же бросилась в дамскую комнату».
В прошлом году после Гран При ЮАР у нас был праздничный ужин, после которого мы сидели возле бассейна. Джон Сертиз весь уикенд ездил на мотоцикле Honda, и кто-то предложил одной очень симпатичной девушке прокатиться с ним. Она с сомнением посмотрела на Джона и спросила: «А он умеет ездить на мотоцикле?». Так что нам пришлось сказать ей, что после того, как он стал чемпионом мира по мотогонкам в седьмой раз, у него начало получаться.